— Да уж… — Комаров бросил опасливый взгляд на монитор, будто боялся, что Полина может его подслушать.

— Ладно, не переживай. Займись по-серьезному подготовкой группы для работы в «Мазутолепде». Костяк, естественно, возьмешь отсюда. Часть прикомандируем от Ларева — они лучше адаптированы для тропиков. Ну, и подумай, кого можем прихватить из МАМОНТа.

— А вон, — хмыкнул Комаров, указав на монитор, — один кадр уже есть.

— Между прочим, — заметил Баринов, осененный внезапно возникшей идеей, — это не так уж несерьезно, как ты думаешь… К тому же это может вполне соответствовать условиям нашего договора с Полиной… Об этом надо, конечно, еще не один раз подумать и передумать, а пока ты пересмотри как следует все досье, составь списочек вчерне и представь мне нынче к вечеру вместе с копиями личных дел. Ну, а потом будь готов защищать каждого кандидата.

— Операторов ГВЭПов брать будем?

— Включи трех-четырех. Возможно, что так далеко отсюда Полина их не почует. Тем более если сконцентрирует свое внимание вот на этом хлопце, — и Баринов щелкнул ногтем по экрану монитора.

— И у Ани Петерсон больше времени появится… — продолжил мысль шефа Комаров.

— Вот именно, Николаич! — улыбнулся директор. — Больше ничего нет ко мне? Тогда иди трудись… Комаров вышел. Секретарша доложила:

— К вам Ветров, примете?

— Давай.

Вошел паренек лет двадцати пяти или чуть постарше, в белой рубашке и кремовых брюках. Под мышкой он держал увесистую папку с бумагами.

— Здравствуйте, Никита Сергеевич! Присаживайтесь. Каково идут дела?

— Ну, пожалуй, я почти все выяснил по той теме, — ответил Никита. — Могу оставить вам папку с докладом.

— Это обязательно, — кивнул Баринов, — но для начала все же попробуйте сделать устное сообщение. Самое основное изложите.

— Сколько у меня времени? — деловито спросил Ветров.

— Десять минут.

— Не уложусь никак. Даже если просто перечислю выводы. Лучше оставлю вам папку, а потом дам какие-то пояснения, если что-то будет неясно.

— Нет, так не пойдет, молодой человек! — нахмурился Баринов, — Чтобы прочесть ваш талмуд, мне придется затратить минимум полтора часа. Это кошмарно много. И я должен четко знать, что не потрачу эти полтора часа зря. Поэтому вы должны мне дать по меньшей мере один конкретный ответ на конкретный вопрос, а именно: что привлекает «джикеев» и фон Воронцоффа в «Мазутоленде»?

— Сверхчистые алмазы, — уверенно произнес Ветров. — Они жаждут заполучить их месторождение.

— Вот это четкий ответ, достойный не мальчика, но мужа, — похвалил Баринов. — Теперь я чувствую, что не потеряю даром эти полтора часа. Правда, если вы коротенько мотивируете, отчего и почему пришли к этому выводу.

— Вот это-то как раз и займет больше часа! — воскликнул Ветров. — Там столько всего намешано, что коротенько никак не получится.

— А вы все же попробуйте.

— Хорошо. Вы уже в курсе, что Рудольф фон Воронцофф и полковник Владимир Воронков — не просто компаньоны, а родственники. Они происходят от общего предка, царского генерал-майора Воронцова, у которого имелись два предмета, изготовленные из особо чистых или даже сверхчистых алмазов: оклад Для иконы Пресвятой Богородицы XIV века и бриллиантовое ожерелье. Оклад вместе с иконой генерал пожертвовал Ново-Никольскому монастырю в своей родной губернии еще в 1912 году, по выходе в отставку. А ожерелье он пожертвовал три года спустя, в 1915 году, на нужды Всероссийского Союза Городов помощи больным и раненым воинам…

— Щедрый был дед, однако! — заметил профессор.

— Возможно, — согласился Никита Ветров. — Он пожертвовал, а некий купец Коровин выкупил по дешевке. Чуял, что грядет инфляция и царские ассигнации обесценятся. Наварил на нем процентов 800, не меньше. Но это так, к слову.

Важнее другое. Оба изделия — оклад иконы и ожерелье — изготовлены одним и тем же мастером в конце XVIII века, и на их изготовление пошли алмазы из одного и того же месторождения. Это месторождение находилось в одной из португальских колоний, которую мы привыкли условно называть «Мазутолендом». Их поставлял в Европу некий работорговец, бравший эти алмазы у одного из племенных вождей в северо-восточной части страны. Вождь таким образом откупался от налетов охотников за рабами. Алмазы отличались необычайной прозрачностью и сверхтвердостью — ими можно было оставлять царапины на алмазах из других месторождений. При этом вождь приносил работорговцу уже ограненные бриллианты, хотя во всей Европе не было ни одного ювелира, способного сточить с них хотя бы один уголок. Число граней на этих бриллиантах было всегда кратно шести — 6, 12,18, 24, 36 и так далее. Число карат — тоже. Наконец, вождь всегда приносил по шесть камней…

— Число Зверя, — усмехнулся Баринов, — 666!

— Там тоже были люди, знакомые с Писанием, — иронически заметил Ветров, — особенно один падре, который начал уличать работорговца в сношениях с нечистой силой, а вождя признал за воплощение дьявола. Вокруг работорговца создалась атмосфера нетерпимости, некоторые особо набожные сограждане требовали судить его трибуналом инквизиции. Короче говоря, пришлось ему срочно драпать, бросив все хозяйство и рабов некормленых. Сел на коня, прихватив мешочек бриллиантов, и ускакал в сторону моря. Но, должно быть, где-то в пути сгинул.

Ни шиша о нем больше не известно. Что же касается вождя и его доблестного племени, то падре убедил командира ближайшей войсковой части провести небольшую зачистку территории. Кроме того, плантаторы выставили добровольческий отряд.

Вестимо, хотелось отыскать месторождение и выпытать у вождя, как они такие алмазы обрабатывают. Три деревни сожгли, человек триста перестреляли, а все остальное население увели в рабство, кого по здешним фазендам разобрали, прочих в Бразилию отправили, на экспорт. Но ни вождя, ни месторождения, ни гранильных мастерских и мастеров обнаружить не сумели. А в более поздние времена там почти все исползали геологи и сделали вывод, что нет тут никаких алмазоносных пород и район на алмазы бесперспективный. Даже наши напоследок прошлись, но, увы, с теми же результатами…

— Что ж, — произнес Баринов, перебив Ветрова, — вы меня заинтриговали, Никита Сергеевич, и, похоже, над вашим докладом мне придется посидеть часа полтора. А вы пока задумайтесь, нет ли у вас лично желания съездить в Африку.

— В «Мазутоленд»? — уточнил Ветров.

— По-моему, о какой-либо другой стране ваш доклад не упоминает.

— Там стреляют, Сергей Сергеевич, а я еще от Чечни за пять лет не отошел.

— Но вы все-таки как следует подумайте. И я тоже подумаю, прочитав ваш доклад, можно ли считать вас серьезным специалистом по этой стране…

Часть II. «АФРИКА УЖАСНАЯ, АФРИКА ОПАСНАЯ…»

«НЕ ХОДИТЕ, ДЕТИ, В АФРИКУ ГУЛЯТЬ!»

Очень справедливое замечание сделал Корней Иванович. Можно сказать, на многие годы вперед для последующих поколений. Причем с течением времени и наступлением цивилизации опасность и ужасность Черного континента связывается уже не столько с наличием акул, горилл и больших злых крокодилов, сколько с «разбойниками-бармалеями». Впрочем, в переносном .смыле, «акул черного бизнеса», «генералов-горилл» и прочей подобной живности там еще до фига и больше.

Но дети все равно ходят гулять в Африку. И Ванечки с Танечками тоже.

Иногда потому, что газет не читают, иногда потому, что их туда посылают вышестоящие инстанции. Конечно, громадное большинство из них, полюбовавшись экзотикой, благополучно сваливает обратно. Но бывают такие неприятные случаи, когда им приходится оттуда сматываться очень быстро, ибо между местными «бармалеями», «акулами», «гориллами» или «крокодилами» зачастую начинаются разборки со стрельбой.

Как раз тот случай произошел в одной из африканских республик, довольно давно «сбросившей оковы колониализма», а потом даже сгоряча выбравшей «социалистическую ориентацию». В чем она у здешних граждан проявлялась, неизвестно, но вот советского оружия, начиная чуть ли не с «ППШ» и кончая вертолетами, тут было до фига и больше. А оружие — оно без дела висеть не любит, тем более что каждый, кто научился приводить его в действие, так и жаждет во что-нибудь популять… Опять же если на армию в десять тысяч стволов приходится десять генералов — это вообще стремно.